В своей пьесе «Смерть Дантона», несколько раз переделываемой, Толстой ярко изобразил принцип людской стадности. Её корни – не в отсутствии у человека желания или умения в нужный момент раскинуть собственными мозгами, а в почти бессознательной жажде уничтожить любого, кто хоть чем-то выделяется из общей массы или просто не похож на тебя самого. Пьеса хороша не только богатым языком и ораторскими вкраплениями, крепко-накрепко овладевающими читательским (зрительским) вниманием, но также и яркими образами. Отчётливо себе представляешь на сцене большинство персонажей, будь то рвачи по натуре, иуды, моськи или созерцатели.
Особенно в этом смысле показателен финал – изначально предсказуемый, учитывая название произведения. Алексей Николаевич блестяще обрисовал поведение людей, оказавшихся на пороге загробного мира. В то время как одни цепляются за жалкие попытки хоть чем-то насладиться напоследок или просто оплакивают себя несчастных, другие на удивление достойно смотрят смерти в глаза. В этом смысле впечатляет сам Дантон, вождь монтаньяров: «Что там, за смертью? Плевать. Во всяком случае, я хорошо воспользовался жизнью».
Самая же, на мой взгляд, удачная авторская находка – сторож, стремящийся поживиться за счёт потенциальных трупов: «Иные перед смертью много едят и пьют, а иные ничего не едят и не пьют, а иные едят и пьют без всякого удовольствия: вспомнят, что наутро голова будет валяться в корзине, – и их тошнит, и в желудке останавливается пищеварение. Эти всё съели, всё вино выпили. Нет, ведь, чёртовы дети, сторожу оставить. Не всё ли равно: натощак тебе голову отрубят, или ты набил живот свининой». Потрясающая сцена, выворачивающая наизнанку не столько из-за того, что конкретно сказано, сколько – ради чего и в какой ситуации.
Степан РАТНИКОВ.
