«Вне игры»
(рассказ из книги «Неизбежность. Осколки жизни»)
(издано в 2011 году)
— Позвонишь?
— Обязательно позвоню.
Не позвонила. Вероятно, и не собиралась даже. Умчалась на девичник и забыла обо всём.
Мякинину осточертели эти девчачьи сходки. Олеся возвращалась с них совершенно другим человеком. Не таким, какого Мякинин с полгода назад полюбил. Ревность выворачивала его душу наизнанку, заставляя срывать зло на незнакомых людях, случайно попадавшихся под руку.
С Олесей он познакомился на стадионе. Высокорослая шатенка, загорелая, с шикарным бюстом, она моментально вскружила голову футболисту, который выделялся из общей массы пластичностью движений и смелой причёской.
Мякинин тогда провёл отличный матч против иркутской команды, забив три гола за полчаса. Все три раза он убегал от соперников на грани офсайда, изрядно пощекотав нервы многотысячной публике.
Восходящую футбольную звезду Олеся ждала возле бровки, недалеко от входа в подтрибунные помещения. Ничуть не стесняясь, протянула спортсмену бумажный обрывок с номером своего телефона и удалилась. Мякинин, сгорая от любопытства, позвонил тем же вечером.
— Девушка, могу я узнать причину проявленного ко мне интереса? – спросил он.
— Ты лучший! – самозабвенно ответила она. – Хочу себе именно такого.
— Приятно слышать, – польстился Мякинин, прежде женским вниманием не балованный. – Ты, кстати, тоже очень красивая. Такое чувство, что я видел тебя много раз.
— И где же?
— Во снах, – сказал он.
— Шутишь, наверное? – кокетливо спросила Олеся.
— Ни капельки. Твоё лицо мне очень знакомо.
— Значит, это судьба.
— Точно, – согласился Мякинин.
Встретились на следующий же день. А через неделю поселились в одной из квартир Олесиного отца – в самом центре города. Девушка настаивала на этом переезде. Мякинин, бегавший за ней повсюду как привязанный, отказать не смог.
Совсем потеряв голову от любви, он лишился и места в футбольной команде. Его уволили уже через месяц после знакомства с Олесей. За резкое снижение игровых показателей – так звучала официальная формулировка.
У Мякинина возникли мысли перебраться в другой город, чего Олеся не одобрила бы. Но ни один клуб так и не заинтересовался проблемным футболистом. Сезон для него завершился.
Поначалу Мякинин сильно горевал. В отличие от Олеси. Дочка лесного магната, она даже не думала искать работу. Не торопила с этим и любимого.
Сам он с трудом понимал, как можно ничего не делать и в то же время чувствовать себя спокойно. С головой погрузившись в самоедство, Мякинин перестал нормально спать и питаться. На смену дням безудержного секса пришли дни бытовых скандалов.
Самый громкий из них случился почти через месяц после увольнения Мякинина. Олеся, ничего не сказав горемычному сожителю, отправилась на девичник и не вернулась домой ночевать. Телефон отключила. Пришла только к обеду следующего дня. Впрохмель.
— Ты не представляешь, как было классно! – повисла она на шее у Мякинина, который всё утро прошатался по комнате туда-сюда.
— Да уж, не представляю, – отстранился он. – Куковал тут один, беспокоился. Хоть бы позвонила, что да как.
— В следующий раз обязательно позвоню, – пообещала она, падая на кровать и невзначай обнажая порванные трусики. – Лучше поцелуй меня. А то я скучала.
— Издеваешься? От тебя же разит, как от шушеры подзаборной.
— Спасибо. Ты очень любезен, – надула губы Олеся.
— Уж извини, что не настолько любезен, как твои ухажёры, – огрызнулся Мякинин.
— Слышь, ты меня за кого держишь? – бросила она в него дорогущей заколкой. – Я тебе это припомню.
Пролетали дни. Отношения между молодыми становились всё более натянутыми. Олеся бегала по девичникам ещё чаще, чем прежде. Вот только пьяной уже не возвращалась. Ни разу.
Полагая, что любимая осознала свои ошибки, Мякинин попытался сделать шаг навстречу. Большой букет алых роз, красовавшийся на элитном кухонном столе, должен был порадовать Олесю.
— Фу! – сказала она, вернувшись с очередной вечеринки. – У меня на них аллергия. Убери этот рассадник отсюда.
Мякинин с трудом сдержал негодование. Он даже не подозревал, что игра на нервах отныне заменит ему все былые игры, по большей части – спортивные.
Сварил Олесе борщ – слишком калорийный. Купил мягкую игрушку – китайский ширпотреб. Приобнял – сделал больно. Отправил сообщение – отвлёк от важных дел.
— Она издевается надо мной, – пожаловался Мякинин своему лучшему другу при встрече, жаждая выговориться. – Треплет нервы каждый день. Покоя нет никакого. Что бы я ни сделал – всем недовольна. Вообще ничего не делаю – тоже истерики закатывает. А ведь это из-за неё я вне игры оказался: и с футболом себя прокатил, и ответных чувств дождаться не могу. Люблю её. Ну, по крайней мере, раньше любил. А она… Она мстит мне. Глупо так мстит. И жёстко.
— Прекрати, – рассмеялся наперсник. – Она просто вредничает. Внимание твоё привлечь хочет. Только делает это так, как взбредает ей в голову. Необдуманно. На эмоциях.
— Скажи ещё, что любит…
— Я уверен в этом.
— А разве любящие люди пьют кровь друг у друга? Причём специально.
— Ты зря накручиваешь себя. Наверное, вы просто сексом давно не занимались.
— Это точно. С месяц примерно. Или даже больше.
— Так займитесь. Расслабишься, успокоишься. И она тебя доставать перестанет.
— Не хочется мне, – сконфузился Мякинин. – Да и вряд ли кто другой захотел бы. При таком-то к себе отношении.
— Если всё настолько плохо, то почему не оставишь её? – изумился друг.
— Я уже предлагал ей разбежаться по-хорошему. Но она, только подумай, противится этому! Замкнутый круг получается.
— А зачем ты ей вообще что-то предлагаешь? Уйди сам – и дело с концом. Или ты до сих пор на что-то надеешься?
— Надеяться тут не на что. Она меня папашей своим пугает, – побледнел Мякинин. – Угрозы, я тебе хочу сказать, не пустые. У неё папаша твердолобый. Если узнает, что его дочечку любимую бросили, то жертв не миновать. В лучшем случае почки мне отобьёт. В худшем – пристрелит как дворнягу. Он уже одного типа расфуфыренного утопил в речке. За то, что с его дочечкой развлекался, а потом внезапно исчез. Эту историю вся Олеськина родня знает. Ума не приложу, что теперь делать. Хоть женись и до конца жизни все эти издевательства терпи.
— Пугает отцом – значит, боится потерять, – предположил наперсник. – Сам посуди, ведь это Олеся тебя нашла, а не ты её.
— Но она говорила тогда, что любит лучших. А я уже не лучший. С футболом покончено. Меня больше нет. Как личности нет.
— Не будь тряпкой. Всё наладится. Я уверен, она просто вредничает. Сегодня же возьми её. По-мужски так. Не спрашивая разрешения. Пускай капризничает, брыкается. А ты не отступай. Будь лучшим для неё хотя бы в постели. Она изменится, поверь. И все ваши игры закончатся. Пора уже начинать жить по-настоящему.
Мякинин поблагодарил друга за поддержку и сказал, что постарается внять его совету…
Олеси дома не было. Убежала на очередной девичник. И записку на столе оставила: «Вечером придёт папа. Хочет с тобой поговорить».
Мякинин напрягся. Усевшись в кожаное кресло, стал перебирать в голове варианты развития событий. У него не было ни малейшего желания общаться с Олесиным отцом. Но и выбора тоже не было.
— Когда ты уже дочку мою в жёны возьмёшь? – прямо спросил батя, обжигая горло свежезаваренным кофе.
— Я как раз хотел обсудить с вами этот вопрос, – соврал Мякинин. – Дело в том, что Олеся в последнее время стала какой-то нервной. Часто не ночует дома. Возвращается в депрессивном состоянии. Мне о своей ночной жизни ничего рассказывать не хочет, сторонится меня. Иногда в плечо поплакаться может, но не более. Словно боится кого-то. Или чего-то. Остаётся только гадать, что с ней происходит. Как бы беды не случилось.
— Не знал, что всё так хреново, – удивился богатый родитель. – Я, конечно, поговорю с ней. Но и ты кисейной барышней не будь. Не отпускай её никуда. Нечего шляться по всяким… Если совсем дела плохи, мне звони. А то я уже начинаю думать, что ты ей внимания мало уделяешь. Вот она и шатается непонятно где. Или даже на сторону бегает. Если так, то ты меня знаешь. Из-под земли достану. И тогда пеняй на себя.
— Я вас понял. Проблема – звонок.
— Всё верно. Ладно, мне пора. Чашку вымоешь.
Мякинин проводил слегка рассерженного гостя до порога, попрощался и снова уселся в кресло. Не на шутку обеспокоенный, он уже не был уверен в том, что Олеся ему изменяет. И что вообще когда-нибудь изменяла. Последние разговоры заставили Мякинина посмотреть на ситуацию иначе.
«Сам кашу заварил, – думал он, – сам и расхлёбывай. Давно надо было приструнить эту избалованную девку. Придёт домой – так отжарю, что надолго запомнит».
Олеся вернулась с девичника ближе к полуночи. Запьяневшая. С дыркой на колготках, синяком на скуле и невесть откуда взявшейся перхотью на волосах.
Мякинин, глядя на это, отчаянно скрипнул зубами.
— Повеселилась, папулина дочечка? – спросил он с укоризной.
Олеся промолчала. Виновато отодвинула туфли в угол и поспешила в душ. Разделась там же, шмотки раскидала по полу.
Мякинин стоял на месте и тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки. Он то щурился, то выпучивал глаза. Окружающая его домашняя обстановка начала потихоньку меняться, всё больше смахивая на неприбранную съёмную хату, кишащую обожранным молодняком.
Кто-то включил эротическую музыку. Толпа задёргалась в подобии танца. Мякинин облокотился на стену, созерцая происходящее.
Людская масса вдруг расступилась. Все освобождали проход Олесе. Вызывающе одетая и немного пьяная, она подошла к столу с мощными округлыми ножками, стоявшему посреди здоровенной комнаты, залезла на него и, по-кошачьи извиваясь, начала медленно стягивать с себя одёжку за одёжкой.
Видя такое, невозможно было не соблазниться. Зеваки жадно сглатывали слюни, посвистывали и призывали Олесю не останавливаться. Мякинин занервничал, но с места не сдвинулся.
Когда Олеся наполовину разделась, к ней подошёл атлетически сложенный брюнет. Схватив девицу за горло, он повалил её на стол, стянул колготки и взобрался сверху. Толпа восхитилась.
— Хороша твоя цыпочка! – подтолкнул Мякинина в бок какой-то жирдяй. – Я бы тоже с ней не отказался. Одолжишь?
Олеся, постанывая и закатывая глаза, оглянулась и бегло произнесла:
— Его никто не спрашивает. Раздевайся. Ты следующий.
Омерзительный толстяк тут же поспешил к столу и, трясясь от перевозбуждения, принялся оголять свои заплывшие бока…
Мякинин очнулся. В квартире было тихо. Слышался только плеск, доносившийся из ванной комнаты.
«Довольно терпеть! Пускай сдохнет, шалава! – решился на крайние меры Мякинин. – Отравлю её. А потом позвоню в органы и скажу, мол, пришла с вечеринки, вся потрёпанная, зарёванная, побитая. Кричала, что не хочет больше жить. Вот и наглоталась какой-то гадости, несмотря на мои успокоения».
Олеся каждый вечер выпивала стакан воды. Прямо перед сном. Так сказать, горло смачивала.
Это было на руку Мякинину. Надев Олесины перчатки, он зашёл на кухню. Суетливо отыскал бутылёк снотворного и влил убойную дозу в стакан с водой. Потом отнёс его на комод, что стоял возле кровати, бросил перчатки в один из ящиков, лёг под одеяло и принялся ждать.
Олеся вышла из душа посвежевшей. Неотрывно глядя на Мякинина, она лучезарно улыбалась. Так, будто оказалась в одной постели с мужчиной своей заветной мечты. И так, будто ничего страшного в этот день не произошло. Даже синяк тональным кремом замазала.
— Любимый, я давно хотела с тобой кое о чём поговорить, – прошептала она и, осторожничая, поцеловала Мякинина в шершавую щёку.
Не успел он толком открыть рот, как Олеся закрыла его своими влажными губами. Мякинин не сопротивлялся. Боялся ненужных подозрений.
— Я была неправа, – тихо сказала Олеся. – Прости за всё.
— За всё? – недопонял он.
— Да, за те выходки, что я себе позволяла. За то, что мучила тебя так долго. Глупо, конечно, но я проверяла. Проверяла, потому что хотела убедиться, любишь или нет, будешь ли ревновать. Я без тебя не могу. Ни дня, ни часа не могу, любимый. Не представляешь, как я сама мучилась, совершая всякие глупости. Не знала, как ещё твоего внимания и прощения добиться после того случая, после той ошибки роковой.
Мякинин как язык проглотил. Только слушал и округлял глаза. Значит, всё-таки было дело. И не один раз, похоже.
— Сколько же ты капризов моих вытерпел, – продолжала Олеся, – сколького себя лишил, оставаясь со мной. Больше я так не могу. Не могу притворяться и заниматься ерундой. Хватит дурацких игр. Прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя! Очень-очень люблю! Давай уже ляльку родим, а?
Мякинин смотрел в стенку. Отрешённо и растерянно. Их дурацкая, как сказала Олеся, игра зашла в тупик. Правда и ложь перемешались.
— Не молчи, любимый. Скажи, ты хочешь ребёночка? Знаю же, что хочешь. О деньгах не беспокойся. Папа нам поможет.
Она повернулась в сторону комода и взяла в руки стакан с водой. Медленно поднесла его ко рту и, посмотрев на Мякинина, ненадолго замерла в ожидании.
Встрепенувшись, он выхватил стакан из её рук. Несколько капель упало на простыню. Мякинин перевёл взгляд на пятно. Потом – на Олесю. Она была, как и в день их первой встречи, невероятно красивой. Такой сексапильной. И такой чужой…
Мякинин запрокинул голову, открыл рот и вылил туда всё содержимое стакана. Игра закончилась.
(2011 г.)
