Повесть, опубликованную во втором номере литературного журнала «Знамя» за 2024 год, уроженец Ленинграда Лев Усыскин посвятил Валерию Шубинскому – своему ровеснику и коллеге по творческому цеху. «Кто-то вздохнул за стеной… Что нам за дело, родной?» – такие строки автор привёл в качестве эпиграфа. Точнее и короче, пожалуй, не охарактеризуешь произведение, от которого веет душевным холодом и безразличием к чужим проблемам. Показано это, в частности, на примере давних соседей, друг с другом совершенно не знакомых.
Поначалу повесть «У нас в квартире кто-то плачет» утопает в сплошных диалогах, местами нарочито примитивных и напоминающих поток сознания. Сопровождают их будто бы несмелые вкрапления авторского текста, которые нередко выглядят как куцые ремарки. Однако ж, чем дальше в лес, тем больше дров. И хотя условные лесоматериалы красиво и умело уложены в штабеля, кое-кто явно сам… в дрова. Но кто именно: автор, читатель или главный герой произведения? Вот с этим сразу и максимально точно не определишься. Равно как и с расположением квартиры, откуда доносится загадочный и раздражающий мужской плач.
Повесть явно постмодернистская. Причём с элементами сюра. Лично мне пару раз вспомнился и бредоизм – термин, впервые встретившийся в книге рассказов Алины Гребешковой. Читать «У нас в квартире кто-то плачет» не просто на трезвую, а на завсегда трезвую голову, – испытание ещё то, конечно. Только не сочтите это за попытку похныкать. Жизнь наша абсурдна и загадочна в ничуть не меньшей степени, чем сотворённый Львом Усыскиным «резиновый» мир дверей, стен и пространств, где даже привидения не должны удивлять. Разобраться в сущности бытия зачастую труднее, чем в сюжетных хитросплетениях весьма неоднозначного, но всё же разгадываемого текста.
Закончить рецензию хочется фразой из собственной повести «Картоха на сале», дописанной мною в конце февраля 2024-го. А именно: «Бухло – это зло». Концовка произведения Льва Усыскина частично подтверждает вышесказанное, хотя на мучившие читателя вопросы прямо не отвечает, скорее запутывая всё пуще прежнего – буквально до смерти: «Дома также царила тишина, нарушаемая лишь еле слышным посапыванием спящей Катерины. Рюмка с недопитым коньяком стояла на столе в кухне – запах избыточно проспиртованного дуба безнаказанно клубился в её окрестностях. Алексей вернулся в спальню, сел в кресло и, закрыв лицо ладонями, вдруг заплакал – громко, не сдерживаясь, как никогда прежде не плакал в своей взрослой жизни».
Впрочем, рано или поздно читательские догадки могут смениться твёрдой убеждённостью относительно случившегося и его причин. Вот тогда-то немудрено уже лично пустить слезу. А то и напиться с горя. Но лишь в том случае, если горькая судьбинушка главного героя напомнит чью-то из числа близких.
Степан РАТНИКОВ.
