В литературном мире далеко не всё ограничивается взаимодействием писателей и читателей. Важную роль играют и полиграфические предприятия, которые точно не скоро потеряют свою значимость, даже несмотря на плавную перекочёвку текстов – в том числе и журналистских – в Интернет. Самому мне неоднократно доводилось издаваться в красноярской типографии «Семицвет», успевшей перешагнуть двадцатилетний рубеж. Её создателем и неизменным рулевым является поэт Станислав Феньков, чьё внимание, ответственность и дружелюбие изначально удивили – на фоне повсеместного равнодушия и эгоизма. Впоследствии мы в один год были приняты в Союз писателей России от красноярской организации. Так что стали со Стасом не просто коллегами, а в некотором роде собратьями, коим однажды на заседании регионального отделения СПР довелось – причём как раз в паре – отражать наскок непрошеных злопыхателей, пытавшихся очернить местных литераторов. Ныне, живя уже далеко от родного края, мне захотелось вспомнить былые времена, а заодно порассуждать об актуальном и насущном.
– Стас, давай начнём с вопроса о том, когда и как в твоей голове родилась идея открыть собственную типографию?
– Наверно, это была не «вся идея целиком за один приём». Мыслишки такие время от времени посещали ещё с детства, дескать, как должно быть увлекательно книжки делать! Хотя в детстве, конечно, я больше хотел стать представителем более «героических» профессий – собственно, как и все пацаны в этом возрасте. Потом, по студенчеству, подрабатывая столяром и охранником в различных редакциях, наблюдал, как газеты на компьютере верстают (тогда компьютерная вёрстка была ещё чем-то диковинным и неизведанным). И стал по ночам эту самую вёрстку осваивать, так как стихи писал уже давно, и захотелось собственную книжку оформить и напечатать. Как раз тогда в Красноярске стали появляться типографии, выполняющие частные заказы, а вместе с ними появилась возможность печатать собственные книги за свой же счёт – разумеется, при наличии необходимой суммы. Но поскольку стоили эти услуги баснословных для меня денег, то напрашивался вывод, что нужно освоить все или почти все операции по подготовке и производству книг. Причём часть этих операций, где не требовалось специальное оборудование, проделывать самостоятельно, а заказывать только те работы, которые без оборудования не выполнить (печать, например); ещё лучше – устроиться работать в типографию и ловить удобный случай, когда можно будет сделать там собственную книжку: вдруг работодатель возьмёт и предложит чисто за возмещение материалов самому изготовить небольшой тиражик. Примерно так и вышло с первыми двумя книжками. А «критическая масса» мыслишек о собственном предприятии накопилась годам к тридцати, когда, трудясь уже в относительно престижной типографии, я окончательно разочаровался в работе «на дядю».
– За счёт чего до сих пор не свернул типографскую лавочку?
– К своему тридцатилетию я успел возомнить себя суперпрофессионалом. Сейчас-то понимаю, что многое ещё предстояло узнать и освоить. Но тогда мне казалось, что я такой весь из себя профессионал, а пашу за копейки. Вот и решил открыть собственное дело, чтобы все деньги для себя зарабатывать, а не для хозяина. Если бы чуть постарше тогда был, поопытнее и поумнее, то вряд ли бы решился. Но тут наивность помогла. Может быть, она не вся ещё улетучилась. Потому-то и держимся на плаву.
– За это время ты и твоя типография пережили несколько переездов. Были опробованы многочисленные технологии. Пул заказчиков постепенно увеличивался. Что было особенно важным, сложным, неоднозначным?
– Самым важным, пожалуй, стало приобретение нашего первого печатного оборудования – старенького ризографа. Стали сами печатать – получили моральное право называть себя типографией. А наиболее сложным и трудным я бы назвал период переезда из «офиса» в наше первое «производственное» помещение, причём одновременно с приобретением тяжёлой техники – офсетного станка и полноценной БРМ (бумагорезальной машины). Будто целый новый огромный мир открывали. Вот тогда и неоднозначностей хватило. Было непонятно, как это всё вообще работает. А работать оно никак не хотело. И мы не знали, как его заставить и у кого этому научиться. Но, слава богу, в итоге разобрались.
– Возникали ли такие моменты, когда ты всерьёз думал: баста, сворачиваю лавочку, идёт оно всё к чертям собачьим? Кто или что было тому виной?
– Изредка возникали. Ну, когда подолгу без заказов сидели. Даже начинал просматривать объявления о вакансиях. Но как только до этого доходило, тут же появлялись достаточно хорошие заказы, причём сразу по нескольку. Наверно, Тому, кто меня ведёт, я для чего-то нужен именно в этом качестве. Так вот до сих пор и брыкаемся.
– Что приятнее: издавать других авторов или же видеть изданным самого себя?
– Скорее – других. Им тираж отдал и свободен. А со своими книжками, когда они готовы, самый головняк только начинается: что с ними дальше делать, куда их теперь девать? У меня в шкафу около 400 экземпляров «Ключа растворённого» лежит. И куда столько деть, никак не придумаю. Раздаю, раздаю, а они всё не кончаются и не кончаются.
– Типографское дело – весомая часть твоей жизни. Но ты ещё и поэт, причём сильный во всех смыслах. Как считаешь, для написания стихов достаточно лишь вдохновения – этакого состояния полёта души, которое хочется выплёскивать в рифмованные строчки? Или же без знания основ стихосложения в поэзию лучше не соваться?
– Я к тому же ещё и технарь. А в механике, как известно, самая устойчивая и прочная конструкция – та, что опирается на три точки. Отсюда и фермы, и тому подобное. Так вот, на мой взгляд, нельзя рассматривать этот вопрос в парадигме «или/или». Думаю, что написание или, точнее, рождение стихов должно стоять на трёх равнозначных китах.
Первый кит – система, то есть упорядоченное знание теории (или, как вариант, знание системотехники и умение применять системный подход к любым вопросам, в том числе и к написанию стихотворений) и владение техникой стихосложения. Сюда же отнесу всё, что касается владения языком: знание большого количества слов во всех их значениях, начитанность, опыт, кругозор (чем шире, тем лучше). От этого всего напрямую зависят и образность твоих произведений, и умение применять слова и образы по назначению, и чувство слова, звука, смыслового оттенка, мелодики и ритмики языка. Я сам по образованию системотехник. Мне с системным подходом как-то проще всё это охватывать – многое происходит на автомате.
Второй кит – наличие посыла, то есть некоей критической массы душевного опыта, открытия или откровения, которую нужно, говоря технически, как бы ретранслировать из мира душ в мир людей, естественно, в переводе на понятный людям язык. Собственно, эта «критическая масса» и есть топливо для полёта души. Вот когда она, масса эта, тебя переполняет, тогда и говорим о вдохновении.
Ну и, наконец, третий кит – разум, достаточно хорошо тренированный для того, чтобы понимать и осознавать суть и смысл этого посыла хотя бы на уровне явственных ощущений, придавать этому посылу системную связность и завершённость (то есть формировать структурный проект, а по нему – тело стихотворения) и оценивать возможные последствия появления его в мире людей. Говоря по-простому, нужно осознавать и понимать, что именно ты делаешь и для чего, какую задачу решаешь: поделиться с другими частичкой горнего огня, добытого летающей душой, провести других за ручку по мирам, посещённым ею, – или же срубить внимания и оценок, дескать, смотрите, какой я крутой, как могу, а вам-то так слабо! И когда тебе вдохновение вопит, мол, как же круто, а сам ты разумом осознаёшь, что, если выпустить рождаемое произведение к людям, то лягут или не родятся миллионы, – лучше тогда засунь себе это вдохновение поглубже в… стол и не вытаскивай его оттуда. До тех пор, пока другое, созидательное или хотя бы полезное, не нахлобучит.
– Какой из уже изданных авторских стихотворных сборников тебе наиболее дорог и почему?
– Про чужие сборники, напечатанные нашей типографией, промолчу, поскольку все они нам дороги, и никого не хотелось бы обидеть. Что касается моих авторских сборников, то, пожалуй, назову «Ключ растворённый». Если говорить чисто технически, то это первый мой сборник, напечатанный офсетным способом, мною лично, на моём собственном предприятии, с привлечением профессиональных художников к его оформлению, а также другого человека (то есть не меня самого), к тому же члена Союза писателей России, – к написанию предисловия. А вообще, говоря по душе, «Ключ растворённый» – это вытяжка из самых моих любимых и, как мне кажется, наиболее достойных произведений «раннего меня». Этакие вехи рок-н-ролла и автостопа, молодых исканий, открытий и заблуждений.
– Мне приходилось и новеллы твои читать. Правда, их очень трудно отыскать в Сети или на бумаге, в отличие от стихов. Почему редко пишешь что-нибудь прозаическое?
– Лень. То, для чего может понадобиться целая повесть, зачастую можно выразить небольшим стихотворением в 3–4 строфы. Ну и вот, как только начинаю выдумывать очередное прозаическое произведение, так оно тут же автоматически начинает в голове «ритмоваться», затем – рифмоваться и спрессовываться смыслом в стихотворение примерно вышеназванного объёма. Поэтому, наверно, мои стихи такие «перенасыщенные» образами и связями между ними, смыслами, значениями и слоями.
– Кстати, насчёт автостопа. Когда-то ты всерьёз им увлекался. Что побуждало к столь неоднозначному, если можно так выразиться, хобби? Не жалеешь о том, что всё уже в прошлом? Или, наоборот, о том, что это непонятно зачем вообще было?
– Ну, как и всех молодых людей, меня тянуло на приключения. Хотя по правде, конечно, всё гораздо сложнее. Если выделить мои побудительные мотивы, то получится примерно такой список: 1) обучение себя выживанию в бродячих условиях; 2) проверка себя на способность к выполнению различных задач, требующих перемещения на большие расстояния при крайне ограниченных материальных ресурсах; 3) поиск Духа, изменение восприятия и осознания себя и окружающего мира в сторону расширения и обострения (когда такое изменение достигалось, путешествие автостопом становилось для меня путешествием по множеству необъятных миров, а достигалось оно всякий раз, стоило только выйти на трассу, и потом очень долго не проходило); 4) познание, изучение и освоение окружающего меня большого Мира, поиск новых образов и впечатлений, вплетение их в мир собственного духа (на первый взгляд, это повторение сказанного чуть выше, однако на самом деле тут есть тонкое, но существенное различие, потому что это – отдельный мотив, самостоятельный, хоть и связанный причинно-следственно с предыдущим); 5) решение сопутствующих практических задач.
Я благодарен этому опыту. Он меня многому научил, многое мне показал и многое во мне изменил: обострил, расширил и углубил, что ли… Но о том, что само это занятие осталось в уже далёком прошлом, совершенно не жалею. Мы взрослеем, и с возрастом приходят новые задачи, а также связанные с ними новые упражнения для обучения души. Средняя школа – конечно, хорошо, но по достижении 16–17 лет её следует окончить и двинуть дальше, например в институт.
– Перечисли напоследок три отдельно взятых произведения или книги из тех, что тебе довелось прочесть за последние годы и до сих пор не забылось? Чем подкупили авторы?
– Сравнительно недавно перечитал ту часть собрания сочинений Артура Конан Дойла, где написано о Шерлоке Холмсе. Это как раз три тома, хотя книг – как выходивших некогда изданий – в этих томах заключено больше трёх. Впервые я эти циклы прочитал в четвёртом классе. Разумеется, многое тогда не понял или пропустил мимо «ушей» ввиду малого возраста, отсутствия достаточного образования и жизненного опыта. Воспринял тогда только внешнюю сторону вопроса – по типу экранизации, как у героя работала голова. Перечитывая это уже в зрелом возрасте, сделал для себя несколько неожиданных выводов различной степени тяжести. Первый и самый, пожалуй, поверхностный – что автор в описании личностных качеств главного героя постоянно сам себе противоречил. Например, в самом начале знакомства, в «Этюде в багровых тонах», устами доктора Уотсона говорится, что Холмс совершенно не начитан и не признаёт никакой литературы – кроме специальной по предметам, имеющим отношение к его профессиональной деятельности. И тут же, начиная с этого же произведения, Холмс постоянно цитирует известных – и не очень – мыслителей, писателей и историков, как живших ранее, так и современных ему, притом на языках оригиналов. Были и другие противоречия, разбор которых – предмет отдельного разговора. Но выводы от прочтения были и поглубже. Обратили на себя внимание качество жизни и устройство быта тогдашнего «среднего класса» (которые мало отличаются от нынешних, разве что технологическим уровнем исполнения, да и то не во всём), а также плохо скрываемый источник «качества» и «устройства». В некоторых произведениях – наиболее заметно это, пожалуй, в «Знаке четырёх» – об источниках многих состояний говорится прямо: грабительская и по сути своей пиратская деятельность на территории английских колоний. Причём грабили, убивали и кидали эти деятели не только местных, но и друг друга, а оказавшийся наверху этой «пищевой цепочки» теми или иными путями возвращался на родные острова и там многие последующие годы вёл размеренную и обеспеченную жизнь. И тут вроде как всё идёт НЕ в отрицательной коннотации, а будто бы так и надо, и дети этих деятелей уже рассматриваются как законные наследники… Но если всмотреться глубже, то становится заметной такая закономерность: в итоге все подобные персонажи плохо кончают, притом «прилетает» в них именно из прошлого и именно из тех дел, на которых и сколачивались их состояния, а «наследники» в лучшем случае лишаются этих накоплений, а то и вовсе гибнут. Думаю, современным господам из Лондóнов и Вашингтонов не мешало бы повнимательней читать Артура Конан Дойла (если они его вообще читали). Но, пожалуй, на сейчас хватит об этом авторе, хотя выводов там – мама не горюй.
Ещё отмечу произведение Аркадия и Бориса Стругацких «Парень из преисподней». Здесь главный упор, как мне показалось, сделан на нравственный выбор героя, который, будучи смертельно раненным в бою, волею случая был спасён и доставлен на Землю представителями на порядок более развитой цивилизации. И там он, несмотря на все окружавшие его блага и чудеса, не отрёкся от своей страны и своего народа – даже после того, как на него вылили ушат крайне нелицеприятных фактов о его бывших правителях. Более того, добился-таки возвращения на свою родину, истерзанную войной и переворотом, вызванным вмешательством земных «цивилизаторов». Хоть и ждал его дома в лучшем случае тяжкий труд по колено в грязи. И это, замечу, на контрасте с другим спасённым его «земляком» – гениальным математиком, называвшим их планету и страну «адом» и полностью связавшим свою жизнь с новым для себя, «цивилизованным», миром. Кто прочтёт, тот поймёт, насколько прозрачна аллегория. Весьма актуально для нашего времени. Собственно, как и для любого другого.
Степан РАТНИКОВ.
