Следует признать весьма символичным завершение работы над повестью в день рождения моего бывшего ученика-юнкора, при переписке с которым и родилась идея произведения. Хотя сам выпускник школы журналистики ничего мне не подсказывал. Просто как-то случайно всплыла тема еды, затем появилась конкретика в виде жаренной на сале картошки, а я включил «диванного философа» и сравнил упомянутое блюдо с… жизнью среднестатистического человека. Как следствие, один из таких персонажей, придуманный с нуля, и стал главным героем моей будущей книги.
«Картоха на сале» содержит чёртову дюжину глав. В двенадцати из них разворачиваются основные события, в целом длящиеся почти два десятилетия. Ещё одна глава – коротенькое отступление, в котором автор как раз и пофилософствовал, временно не упоминая никого из персонажей.
По объёму повесть занимает второе место среди произведений, когда-либо написанных мной. Получилось чуть более 170 тысяч печатных знаков с пробелами. Вне конкуренции только «Школота», которая, как ни крути, всё-таки роман. Его действие, кстати, заканчивается накануне миллениума. И в этот же самый период кардинально изменится образ жизни – а вместе с ним и судьба – главного героя «Картохи на сале»: из нелюдимого работяги-холостяка в незадачливого семьянина.
В остальном между упомянутыми произведениями нет ничего общего. «Школота» – это автофикшн. То есть текст с автобиографической основой. Тогда как «Картоха на сале» вымышлена целиком и полностью. Хотя, разумеется (исключительно для тех, кто не единожды меня читал), в повести всё жизненно и знакомо, но не совсем уж банально. Скорее даже на грани, с элементами гиперболизации.
Иными словами, узнавать кого-то или что-то читателю наверняка придётся. Однако многое из узнанного нельзя будет отнести к подавляющему большинству людей. Судьба главного героя и тех, кто встречался ему на пути, слишком уж… Что именно слишком? Вот на этот вопрос каждый и ответит по-своему. В зависимости от жизненного опыта, насмотренности и – в какой-то мере – испорченности.
Город, в котором живут персонажи, не называется. Неоднократно упоминаются завод, торговый дом, пятиэтажные общежития. Фигурируют также кафе, ресторан, склад, рынок, гипермаркет, парк, школа, техникум, заводской ДК. Читатель вправе самостоятельно решать, что это за населённый пункт такой. Вместе с тем присутствуют и конкретные города, но весомой роли не играют, а их названия ни разу не повторяются. И только заполярная Воркута удостаивается двух абзацев, становясь для главного героя объектом сравнения с текущим – на тот момент – состоянием души, которая экстренно нуждается в спасении.
«Картоха на сале» – это смесь надежды и безысходности, веры и отчаяния, нежности и грубости, любви и пошлости, поддержки и предательства. Возрастная маркировка 16+ говорит сама за себя: для неокрепшей психики явно не годится, хотя матерщина отсутствует, равно как и убийств с пьянством да наркоманией нет. В свою очередь, диалогов в повести навалом, однако не в них, на мой взгляд, кроется основной смак.
Впереди меня ждут многочисленные вычитки и правки, коих и в предыдущие два месяца было немало. Но одно дело – над незаконченным сюжетом и недописанными главами шаманить. А другое – приводить в порядок готовый, просто непричёсанный текст. Заодно хочется услышать мнение женщин-прозаиков (именно их!) о текущем состоянии повести: что ошарашивает, смущает, не убеждает. Это наверняка помогло бы мне в преддверии публикации, спешить с которой не планирую. Всё-таки сейчас мысли заняты предстоящим переездом. Когда именно он случится и куда меня занесёт – сам не знаю. Тем не менее «Картоха на сале» – наверняка последнее произведение, написанное мной за три года проживания в Киришах. Большая повесть (2024 год) и десяток рассказов (2022 год) – вполне достойный урожай, собранный на ленинградской земле, где мой опыт и навыки до сих пор не пригодились.
Степан РАТНИКОВ.
