«От глаз – к разуму, от разума – к руке, от руки – к сердцу». Исключительно этим и руководствовался в своём творчестве итальянский художник Микеланджело Меризи да Караваджо, уверявший, что не знает ничего, кроме той реальности, в которой существует. Ему предначертано было стать основателем реализма в живописи, но путь к славе оказался слишком тернистым. Обросшая многочисленными легендами судьба гения со всеми вехами легла в основу примерно полуторачасовой постановки Омского государственного академического театра драмы. Причём спектаклю не чужды сюрреалистические мотивы. Достаточно упомянуть загадочное появление Караваджо в петербургском Эрмитаже и общение живописца с его же учеником и моделью Марио Миннити, взирающим на учителя с картины «Лютнист».
Как опальный художник-новатор играючи противопоставлял в своих картинах световую и теневую составляющие, так и создатели спектакля «Я – Караваджо» пытались оттенить главного героя на фоне остальных действующих лиц и донельзя скромных декораций. Впрочем, Егор Уланов в роли урождённого Микеланджело Меризи затмил всех и вся отнюдь не благодаря лучам софитов. Длинные и проникновенные монологи в его неистовом исполнении заставляют зрителя – как и немногочисленных второстепенных персонажей – неосознанно, ненадолго и далеко не сразу, но всё же поверить в то, что на сцене не актёр, а собственной персоной Караваджо. Будто бы воскресший. Под стать изображённому на его картинах Сыну Божьему. Соответственно, в некотором смысле приземлённость библейских мотивов характерна не только для творчества живописца – ею окутана почти вся постановка Николая Михалевского по одноимённой пьесе Михалевского Алексея.
Динамики в спектакле маловато. Артисты в разы больше разговаривают, нежели двигаются. И в это бушующее словесное море впадают реки речей закулисных и экранных. Однако слушать их ничуть не надоедает. Наоборот, эпизодически «проглоченные» незримыми рассказчиками фразы даже печалят, постепенно усиливая желание по возвращении из театра домой глубоко погрузиться в биографию Караваджо. Подавно не наскучивает любоваться сменяющими друг друга уникальными полотнами, которые в некоторой степени оживают под самую что ни на есть живую музыку, рождаемую скрипачкой Светланой Широковой и пианисткой Викторией Сухининой.
Что же касается слухов и легенд о живописце, лёгших в основу спектакля, то перефразирую известную пословицу: собаки лают – Караваджо идёт. Ладно, пускай не идёт, а бежит. Или вовсе убегает (во время спектакля рефреном звучит: «Беги, Караваджо!»), делая это вынужденно. Но те, кто оставался – всё там же, на месте, из-за гордыни не удосуживаясь хотя бы вслед художнику посмотреть, – далеко ли они сами ушли в своих начинаниях, рвениях, помыслах? Вряд ли. Лай тех озлобленных собачонок, и эхом-то не отзывавшийся, никто никогда не вспомнит. Чего не скажешь о шедеврах Караваджо, по сей день украшающих стены музеев по всему миру. И постановка омичей вполне достойна того же – разве что в театральных масштабах.
Степан РАТНИКОВ,
лауреат премии в области литературной и театральной критики «Я в мире боец» имени Виссариона Белинского за 2023 год.
