Накануне 80-летия Великой Победы были торжественно отмечены лучшие региональные Советы молодых литераторов Союза писателей России. Церемония награждения прошла на главной сцене книжной ярмарки «Наши герои» на ВДНХ. В числе тех, кому посчастливилось принять награду из рук именитых коллег, оказался Андрей Калиниченко. И всё благодаря тому, что возглавляемая им студия молодых литераторов «Абрамовский большак» из Архангельска в очередной раз попала в топ. Для меня же это послужило поводом более подробно разузнать, как и чем живут один из самых северных СМЛ в стране и его рулевой в частности.
– Андрей, есть ли жизнь на Марсе? Шутка. На Севере, конечно же. Причём литературная жизнь. Да не абы какая, а по-настоящему кипучая, будоражащая умы, доказывающая, что не только в центральной части страны могут рождаться серьёзные книги.
– Есть. И ещё какая! Так, на этот вопрос я отвечаю в перерыве между прошедшей на днях «Открытой студией. Литературный Архангельск», где мы в 2025-м праздновали 90-летие писательской организации, и предстоящей поездкой на родину Фёдора Абрамова в рамках юбилейных мероприятий. Причём речь не о сугубо праздничной истории. «Открытая студия» проходит в День города Архангельска, и мы вот уже третий год подводим на ней итоги семинара-конкурса «Абрамовский большак» для молодых авторов. Не впервые в этот же день завершается и фестиваль «Белый июнь», успевший вырасти из книжного в мультикультурный. Кроме того, ежегодно, а не только в круглые или «полукруглые» даты, проходит фестиваль «А в Пекашине ставят стога…» в Верколе. По возвращении оттуда мы сразу начнём готовиться к проведению XII Межрегионального литературно-музыкального фестиваля Гринфест «Остров надежды», уже ставшего по факту международным. И в какую сторону от сегодняшнего дня ни посмотришь – в прошлое или будущее, там будут литературные мастерские и студийники, фестивали и конференции, другие мероприятия, способствующие рождению серьёзных книг, которые впоследствии могут увидеть свет в том числе и при поддержке собственного издательства Архангельского регионального отделения Союза писателей России.
– Расскажи подробнее об архангельской студии молодых литераторов «Абрамовский большак». Насколько она популярна среди начинающих авторов? Что им удаётся почерпнуть для себя на ваших совещаниях, студийниках? И в чём заключена особенность «Абрамовского большака», делающая его неповторимым среди сотен других литобъединений нашей огромной страны?
– Наша студия опирается в своей работе прежде всего на практический опыт Архангельского регионального отделения Союза писателей России, неотъемлемой частью которого как раз и является. Соответственно, в рамках мастерских поэзии и прозы члены АРО СПР не пересказывают учебные пособия по современному стихосложению и тому подобное, а дают конкретные практические рекомендации по работам начинающих авторов. То же и с мастерской художественного слова: там профессионалы сцены помогают преподносить с неё свои произведения в самых ярких красках. Главное мероприятие сезона студии – семинар-конкурс «Абрамовский большак» – в первую очередь именно семинар. В отличие от большинства других подобных мероприятий, где из всех подавшихся выбирают пять, десять или ещё сколько-то счастливчиков, которые получат право поработать с экспертами, у нас такую возможность имеет каждый участник. А уже в конкурсную часть попадают результаты совместной работы с экспертом, если он посчитает их достойными соревновательного этапа. Такая преемственность привлекает молодёжь. Например, вышеупомянутая «Открытая студия», на которой мы праздновали 90-летие писательской организации, привлекла рекордное число молодых авторов, ранее незнакомых нам. Сейчас изучаем их произведения вместе с председателем АРО СПР Владиславом Поповым, чтобы определить дальнейшие пути работы. При этом наша студия именно для молодых литераторов: она находится в постоянном поиске оригинальных форматов не только литературной учёбы, но и литературного отдыха, выхода к читателю. Студийники, приветствующие любые формы литературного творчества, освободили от жёстких рамок мастерских как начинающих авторов, так и их экспертов, которые из раза в раз могут менять роль члена жюри на участника. Наиболее интересных поэтов-студийцев мы приглашаем поучаствовать в музыкально-литературном перформансе «Обертоны» с виртуозами из «trio_LAK». Мероприятие по достоинству оценили жители Архангельской агломерации, а в 2023 году мы даже возили его в Москву и Подмосковье на фестиваль новых литературных форматов «Молодой Пушкин».
– Сам ты на кого из местных авторов равняешься? Речь как о литературных трудах, принадлежащих перу давно признанных классиков, так и о советах современников.
– Из ныне живущих северных авторов я как поэт особо выделяю творчество архангелогородца Михаила Зиновкина, а из признанных классиков, которых уже нет с нами, – Александра Роскова. Впрочем, Александр Александрович вполне мог бы ещё быть нашим современником, если бы не его трагическая гибель четырнадцать лет назад. В поэзии Михаила Зиновкина мне импонирует оригинальная техника и предельная концентрация смыслов вкупе с образностью. Александр Росков подкупает правдой жизни переломного периода, облачённой в высококлассную гражданскую и духовную лирику, и даже искренними бытовыми зарисовками. Из старшего поколения для себя лично выделю в первую очередь Николая Журавлёва. Наша земля вообще богата по-настоящему значимыми поэтами и прозаиками, лучшими для своего читателя. Как журналиста меня восхищает умение Владислава Попова и Игоря Гуревича рассказывать простые, казалось бы, истории: впервые для себя я это отметил несколько лет назад в писательском десанте, заслушиваясь ими за ужинами и понимая, как сильно такого таланта не хватает современной региональной прессе.
– Каково десятилетиями жить в ваших краях, будь то Архангельск, Новодвинск, Северодвинск? Какой отпечаток соответствующая прописка накладывает на здоровье человека, на его мировоззрение, на творческие замыслы и, быть может, на качество исполнения, в частности памятуя о говорах и диалектах?
– Жители Архангельской агломерации, к которой относятся сам областной центр, Северодвинск, Новодвинск и часть Приморского округа, – в основе своей обычные городские жители, в особенности младшие поколения. Для нас знаменитая «пинежская говоря» – не меньшая экзотика, чем для жителей Центральной России, и примерно так же понятна. Мы с аналогичным восхищением слушаем «чудный вельский говорок» Ольги Завьяловой. Представители моего поколения, живущие в Новодвинске, Северодвинске и районах рабочих окраин Архангельска, – это классические «дети девяностых» из промышленных городов. Подозреваю, что во многом похожее можно сказать и о наших родителях. У нас ещё не самые суровые, но довольно хмурые и болотистые широты с неповторимым сочетанием холодов и влажности, и очень светлые, по-настоящему солнечные люди. Жизнь на Севере всегда учила дружбе и товариществу, особой взаимовыручке. Наши времена не исключение. В моём случае жизнь здесь рождает строки: «А рассвет зимой у нас, как известно, поздний», «То ли ночь ещё, то ли утро уже – пойми поди» и «У нас в июне три градуса днём. Это ещё спасибо, что с плюсом». А северная природа – самая красивая. Могу объективно судить как человек, много где бывавший и абсолютно не пишущий пейзажную лирику, как следствие, не имеющий необходимости её восхвалять. Прекрасно понимаю и поддерживаю в этом других поэтов и прозаиков.
– Один из любимых моих вопросов: насколько журналистская закалка мешает или помогает писателю? Ведь ты, как и я сам, немало в упомянутых сферах повращался. Сравни влияние языка СМИ на книжные труды автора и наоборот.
– Лет десять назад отчётливо понял, что лично мне журналистская закалка довольно сильно мешает. Работая настоящим журналистом, а не пресс-секретарём или рерайтером, особенно по достижении того уровня, когда начинаешь самостоятельно определять информационную повестку, во многом реализуешь потребность в написании гражданской лирики на работе. К счастью, судя по выдающимся северным – и не только – писателям прошлого, далеко не у всех так. Влияние на язык, опять же по моему опыту, велико. Специально для первого студийника я написал в прозе свою студенческую историю, о которой мой старший товарищ и коллега Игорь Гуревич сказал, что это классический журналистский текст, а так в литературе делать не надо. И я с ним полностью согласен. К счастью, я лишь поэт и журналист. Мне кажется, всегда прекрасно, если человеку удаётся совмещать в себе прозаика и журналиста. И тот, и другой должны обладать богатым жизненным опытом и широким кругозором – это их базовые профессиональные качества. Язык повествования, рождённый в таком симбиозе, особый: будь то история России девяностых на примере Тюмени, рассказанная через журналиста, банкира и зампреда гордумы в романе Виктора Строгальщикова «Слой», или США восьмидесятых на примере репортёра, пастора и биржевого брокера из Нью-Йорка в «Кострах амбиций» Тома Вулфа. В какой-то момент я вдруг понял: мои любимые отечественные и зарубежные истории объединяет то, что их авторы – писатели и журналисты в одном лице.
– Если не журналистика и не литература, тогда что? Кем бы ещё ты мог работать? А может, и не мог бы, но когда-то мечтал.
– Я много лет работал в финансовой сфере, продолжая писать для профильных периодических изданий. Также был отличным «продажником» – как в модели «бизнес для потребителя», так и в секторе «бизнес для бизнеса», потому что всегда мог по-настоящему красочно преподнести продукт по формуле «свойства-преимущества-выгода». А в детстве отец подарил мне конструктор – действующую и полностью металлическую модель рельсового подъёмного крана. Собирая его и играя, я хотел работать на настоящем. Отработав в 2016 году на довольно сложной, но результативной избирательной кампании, решил в качестве отдыха позволить себе исполнить эту детскую мечту. Башенный кран требовал непозволительно долгой подготовки, и я пошёл учиться на машиниста мостового крана. Теорию сдал на «отлично», практику прошёл на комбинате строительных конструкций и материалов, причём в прекрасном коллективе, где были немало изумлены моим выбором профессии. В итоге я получил максимально возможный без опыта работы четвёртый разряд. Так что у меня есть рабочая специальность, которую, правда, теперь нужно будет заново подтверждать, прежде чем сесть за контроллеры.
– Изменилась ли твоя творческая жизнь – включая вдохновение, выбор тем и мотивов, авторский стиль – после свадьбы?
– Изменилась. И сильно. Причём до свадьбы – на этапе знакомства с тогда ещё будущей супругой. Как и в случае с гражданской лирикой на работе, потребность в написании любовной я теперь воплощаю в жизни, сублимирую строки в конкретные действия. Есть огромное количество задумок, которые буквально годами не могу воплотить в готовые произведения: они кажутся недостаточно честными для того, чтобы иметь моральное право делиться ими с читателем. А как выразить в полной мере – не знаю даже при своём немалом, в общем-то, словарном запасе. Зато в организационной работе я получил надёжного товарища и соратника, без которого не реализовал бы многие литературные проекты. За одни бы не взялся вовсе, другие бы давно забросил, не подхвати их Настя.
– Признайся, тянет в Москву или Санкт-Петербург? Хотел бы переехать насовсем?
– В Москву, честно, не тянуло никогда в принципе. Да простят меня друзья-москвичи: столица – просто не моё. Из всех городов России за пределами малой родины, куда прежде заносило, больше всего хотел бы жить в таких небольших – относительно столиц – городах с культурно активным населением, как Великий Новгород или Псков. В своё время, после того как я побывал на Слёте молодых литераторов в селе Большое Болдино и узнал, какая литературная жизнь кипит в Нижнем Новгороде, меня по возвращении в Архангельск охватила какая-то бессобытийная тоска… Возникло понимание: нужно либо здесь самому что-то организовывать, либо перебираться в Санкт-Петербург на готовую кипучую жизнь. Второй вариант даже обсуждал с другом детства – кораблестроителем, у которого там тоже явно было больше перспектив. Однако победил – по семейным обстоятельствам – всё-таки первый вариант. И со временем мы тут так раскачали литературную жизнь, что порой некогда на вопросы для интервью вдумчиво ответить (смеётся). К слову, вернувшись на малую родину после почти пяти лет жизни в Ялте, написал: «Я никогда не скучаю по месту – только по людям». Сущая правда! Мне в этом плане всегда везло: где бы ни жил, меня окружали хорошие люди, и потому было комфортно везде. Переехав после свадьбы – пару лет назад – в Северодвинск, теперь уютно обживаю его. Конечно, когда пришлось недавно несколько раз подряд слетать в Северную столицу, недоумевал, почему там я могу ходить по чистым тротуарам и ездить по ровным дорогам, а у себя дома нет: ни в Северодвинске, ни в Архангельске, включая его центр. Бесспорно, знаю о разнице бюджетов. Но так ведь и фронт работ пропорционально меньше. И всё же здесь, в родных краях, мне по-настоящему хорошо.
– Немного о туризме, коль уж такое дело. Перечисли топ-пять любимых мест в Архангельске и в ближайших к нему населённых пунктах, куда ты первым делом повёл бы (или повёз) своих знакомых, никогда прежде не бывавших в Поморье?
– Залив Параниха в Северодвинске, набережная Северной Двины в Архангельске, музей «Малые Корелы» и туристический комплекс «Малые Карелы» (такая вот разница в написании), парк на берегу Новодвинска и остров Кего. Перечислил лишь места в Архангельской агломерации, не считая множества музеев, храмов, самобытных ресторанчиков и тому подобного. Кстати, недавно у нас несколько дней гостил Дмитрий Филиппенко: всё свободное от творческих встреч и интервью время мы старались наполнить такими вот местами, как я уже упомянул, но в итоге не успели показать и половины, поэтому ждём снова.
– Не изменяя традициям, спрошу о прочитанных произведениях, которые за последние лет пять особенно тебя впечатлили. Что это за работы были, чьему перу принадлежали и почему их следует прочесть другим людям?
– Не изменяя своим, даже на примере последних пяти лет посоветую в первую очередь перечитывать ранее прочитанные книги. Так, для меня удивительным образом раскрылись повесть «Волны гасят ветер» и роман «Хромая судьба» Аркадия и Бориса Стругацких. В последние годы я добрался наконец до серии «Айзек Азимов представляет великие научно-фантастические рассказы…» разных лет. Дух захватывает от восхищения людьми, которые почти век назад писали о том, что продвинутая цивилизация будет передавать сообщения на так называемом языке вселенной – частоте водорода и роли спящих генов. А больше всего люблю социальную фантастику. И мне бесконечно интересно узнавать, чего от нас ожидали люди того времени (спойлер: большинство ожиданий мы не оправдали). Буду рад, если ещё кому-то это покажется любопытным. Сразу оговорюсь: поклонником биографической прозы себя не считаю. Тем не менее отмечу книгу Леонарда Млодинова «Стивен Хокинг. О дружбе и физике». В ней есть всё, в том числе дружба, преодоление и современная наука, во многом напоминающая самую смелую фантастику. А о «Кострах амбиций» Тома Вулфа я уже сказал выше. Эта книга тоже входит в топ периода последних пяти лет.
Степан РАТНИКОВ.
